Украинский биолог, о жизни на станции «Академик Вернадский»: «Антарктида никого не оставляет равнодушным, вы просто влюбляетесь в нее»

Играть в футбол по колена в снегу, купаться на морозе в океане и давать прозвища пингвинам – каких только развлечений не придумывают полярники, чтобы пережить год зимы на самом неприспособленном для жизни континенте Земли. Биолог Виталий Смаголь в детстве восхищался историями о мореплавателях и первооткрывателях, а в 40 лет решился  отправиться на год в Антарктиду исследовать местную флору и фауну. В мае текущего года он с 11 членами команды вернулся из своей второй экспедиции из края вечных льдов.

Об изменениях климата, озоновой дыре, самом труднодоступном баре в мире, опасениях по поводу женщин-полярников и необычных гостях станции Виталий рассказал в интервью журналу Proman Ukraine.

Украина – одна из 29 стран, имеющая возможность проводить исследования на своей станции в Антарктиде – «Академик Вернадский». За всё время ее существования там провели зимовку 173 человека, один из них – кандидат биологических наук и ведущий научный сотрудник Института зоологии имени И. И. Шмальгаузена Национальной академии наук Украины Виталий Смаголь.

– Как давно вы мечтали попасть в Антарктиду?

– Я захотел попасть в экспедицию, когда мне было чуть больше 30 лет, но никак не мог решиться. Надо было сломать свой психологический барьер, тем более я человек семейный.

«Каждый мальчишка мечтал в детстве быть, если не космонавтом, то пиратом. Но важно было сохранить эту мечту, став взрослым, и попробовать воплотить ее в жизнь»

По образованию я учитель биологии и географии. Профессию географа выбрал не случайно, ведь всю жизнь меня тянуло к путешествиям. Героями моего детства были Фрэнсис Дрейк, Н. Н. Миклухо-Маклай, Франсиско Писарро – люди, куда-то ехавшие, что-то открывавшие. Каждый мальчишка мечтал в детстве быть, если не космонавтом, то пиратом. Но важно было сохранить эту мечту, став взрослым, и попробовать воплотить ее в жизнь. Люди с возрастом становятся ленивыми. И придумывают себе хорошую отмазку «я не в том возрасте». Хочу сказать всем мужчинам: не надо забывать о своих детских мечтах. Впервые я попал в Антарктиду в 40 лет. Во второй экспедиции я праздновал свое 45-летие. Я довольно поздно воплотил свою мечту, понимая, что, если не сделаю этого в 40 лет, то не сделаю никогда. Помню детскую книгу о мечтателе, хотевшем путешествовать, накупил карт, приобрел подзорную трубу. Он каждый вечер раскладывал эти карты и мечтал, что попадет в другие страны. Потом он состарился и умер. Я очень боялся быть похожим на него.

– Что исследуют биологи в Антарктиде?

– У биологов есть целый перечень вопросов, требующих исследования. Преимущественно ученые собирают биоматериалы для других научных учреждений. Их замораживают, заспиртовывают и доставляют в Киев, где ими занимаются более узкие специалисты.

Я исследовал представителей фауны – теплокровных позвоночных животных – это пингвины и ластоногие, изучая также их поведение  и особенности территориального распределения.

Что дают эти исследования? Где их можно в дальнейшем использовать?

Исследования, проводившиеся там, позволяют спрогнозировать изменения фауны региона в ближайшем будущем. Известно, что средний показатель температуры в нашем секторе Антарктики за последние 50 лет повысился на 4,5 ℃. Животные определенным образом реагируют на это: какие-то особи появляются, какие-то – исчезают. Их можно считать своеобразными биоиндикаторами.

 – Расскажите, как происходил отбор участников экспедиции?

– В первую очередь, подаешь заявку, обосновываешь, какие именно исследования планируешь проводить, насколько они будут соответствовать  общей программе. Второй, немаловажный фактор – это физическое здоровье. В экспедиции, проходящей сейчас, нашего коллегу эвакуировали с приступом аппендицита. Его доставили ледоколом на американскую станцию Палмер, затем самолетом – в Чили.  Этого случая никто не мог предвидеть, хорошо, что всё обошлось без эксцессов. Третьим фактором, по которому происходит отбор, является психологическая устойчивость претендента.

«Антарктида никого не оставляет равнодушным. Либо ты все начинаешь ненавидеть, либо просто влюбляешься в нее»

– Психологи подбирают людей по совместимости?

– Да, психологи работают с нами около двух недель и точно определяют, кто с кем будет дружить и против кого настроен, где будут создаваться микроколлективы. Антарктида никого не оставляет равнодушным. Либо ты всё начинаешь ненавидеть и думать, ну когда же всё это закончится, либо просто влюбляешься в нее, и живешь от экспедиции до экспедиции.

– В команде были такие люди, которым было нестерпимо находиться в экспедиции?

– Естественно, никто об этом в открытую не говорит, но это видно по поведению человека. Он начинает искать себе какие-то оправдания, почему он не делает работу своевременно, говорить, что болеет или устает. Такое бывает.

 – Сколько времени занимает дорога туда?

– Весь путь длится от 5 до 7 дней. В первый раз мы летели через Франкфурт-на-Майне, и дальше – через Аргентину. Во второй – добирались через Рим и Чили. В первом варианте трансатлантический перелет длился 14 часов, потом мы за 4 часа добрались до Ушуайи, где швартуются корабли, и оттуда 3 дня плыли до станции.

– Какие у вас были первые впечатления, когда увидели Антарктиду?

– Я был ошеломлён! Первый шок ты испытываешь, конечно, когда пересекаешь пролив Дрейка, где соединяются Атлантический и Тихий океан. Там постоянно шторм, и меньше чем в 4 балла он не бывает. Этого достаточно, чтобы два дня ничего не есть и лежать трупом. Когда появились первые льдины, то я был поражен, а потом еще и колонии пингвинов и птиц, которых не привык видеть. Хотя особо любоваться красотами некогда, ведь по прибытии нужно несколько дней потратить на выгрузку продуктов, воды, топлива, в это время идет пересмена.

– А как тело реагирует на изменения климата? Физически сложно пребывать там?

– Очень сложно реагирует мозг на полярный день, когда солнце не заходит полностью около двух месяцев. Сложно уснуть. Это такие сумерки, как летом в Украине часов в 20 вечера. И как ты не зашторивай окна – всё равно уснуть сложно, поэтому многие этот «ночной» период используют для исследований.

На нашей станции из природных явлений самое сложное не мороз, не ветер, даже не влажность, а озоновое излучение. У нас нет критически низких температур, редко температура опускается ниже минус 30 – 32 ℃. Но с конца августа и где-то до октября месяца открывается озоновая дыра – на воздух невозможно выйти без специальных очков; без надобности лучше не выходить – можно получить ожоги. Иногда выходишь из помещения, и начинают слезиться глаза.  Мы приспособили себе для защиты очки, используемые в Украине при сварочных работах. В нынешнюю экспедицию спонсор купил ребятам брендовые поляризованные солнцезащитные очки производства Polaroid Corporation.

– Расскажите о распорядке дня на станции.

– Распорядок дня есть, расписание висит на стене, но оно по большей части формальное – в 7 часов – подъем, потом – зарядка, завтрак, работа и т.д. Однако никто его не придерживается и планирует рабочий день самостоятельно.  Я – «сова», для меня лучше поработать до трех часов ночи, но утром дольше поспать. Главное, сделать необходимый объем работы и написать отчет.

– Но выходных дней, насколько я знаю, у вас в экспедиции нет…

– Как таковых – нет, но у нас для отдыха есть, к примеру, праздничная суббота – до 19 часов мы должны прийти на ужин в чистой рубашке, галстуке и желательно в костюме. По английской традиции за ужином допускается употреблять немного алкоголя. Ведь в  неделю раз нужно же напоминать самому себе, что ты – человек.

Есть традиция празднования мидвинтера – середины зимы (англ.midwinter. – Ред.). 22 июня молодые «зимуны», так мы их называем, посвящаются в полярники. В этот день они и все желающие купаются в плавках и галстуке в океане – и только после этого они имеют право называться полярниками. Эта традиция нам тоже досталась от англичан. В этом году я купался при минус 1,4 ℃. Соленая вода замерзает не при 0 ℃, а при минус 1,8 ℃.

Отмечаем также и украинские праздники – День Вооруженных Сил Украины, например, потому что руководители экспедиций, как правило, военнослужащие в отставке. Это люди, которые могут дисциплинировать коллектив, взять ответственность на себя за решение спорных вопросов. Определенный процент авторитаризма на станции, считаю, должен присутствовать.

– Зимой обычно возникает сильное чувство голода, организм требует, чтобы его сытно покормили. Там тоже постоянно хотелось есть?

– Да, эта проблема существует у всех. Я при росте 174 см весил в середине зимы на 10 кг больше – 101 кг. Все коллеги меньше 5 – 7 кг не набирали. Наш системный администратор набирал вес до 120 кг. Кормят команду три раза в день согласно режиму очень калорийной пищей. Обычно на первое – борщ, солянка, на второе – обязательно мясо или рыба. Это еда, которую я, скажем, в Украине, не могу себе позволить ежедневно – того же лосося или форель. Наши нормы питания практически соответствуют нормам питания подводников.

Когда встал вопрос о приобретении снегоуборочной машины, руководство решило не покупать оборудование, распорядившись убирать снег вручную для увеличения физической нагрузки на сотрудников станции.

– А какой алкоголь вам предлагают иногда?

– Ассортимент алкогольных напитков, как для подводников: красное вино, водка, виски. Но 30 бутылок водки на 12 взрослых мужчин на год – этого явно недостаточно, не то что все хотят выпить, просто нужно каким-то образом снять напряжение. И мы в порту, откуда стартуем, покупаем еще недорогой виски. Иногда немного крепких напитков привозят и туристы.

– Как обустроен на станции быт? Где спите, моетесь, куда выбрасываете мусор?

– Есть три душевые кабины, три туалета. Установлен опреснитель воды, хотя для питья мы всё же используем бутилированную воду. А для бытовых нужд  используется опресненная вода из океана.

Мусор мы сортируем: отдельно складываем пластик, бумагу, стекло и метал. Есть специальный пресс, измельчающий и запаивающий мусор в пакеты. Он складируется возле причала станции до погрузки на корабль.

На станции есть шесть спальных кубриков, каждый рассчитанный на двоих людей. Всего на зимовку приезжает 12 человек – доктор, системный администратор, дизелист, механик, повар, начальник станции и шестеро ученых. Я жил со вторым биологом. Но в кубриках мало кто живет, потому что на станции можно найти еще много спальных мест. Так, доктор спал в своем кабинете, у него там была кровать. Если через какое-то время захочешь личного пространства, – можно обустроиться на старой аргентинской базе в 10 км от станции, там тоже есть кровать и печь. Или пойти на старую английскую базу – за 1,5 км от нашей базы. Люди надоедают друг другу, и в определенный момент хочется взять какой-то тайм-аут. Лучше иногда уединиться, чем вытаскивать личные переживания наружу, потому что ссора между двумя сотрудниками, – это испорченное настроение у всех коллег.

«Пингвина трудно удержать в руках – это большой комок мышц, поэтому обычно его ловят два человека»

– Какие у вас были задачи в экспедициях?

– Территория нашей станции очень удобна для орнитологических исследований.

Мы с коллегой кольцевали птиц. Исследовали, на какое расстояние улетают белые ржанки, южнополярные поморники, антарктические бакланы, доминиканские чайки, буревестники. Мы провели инвентаризацию колоний пингвинов, находящихся вблизи нашей станции. Пингвина трудно удержать в руках – это большой комок мышц, поэтому обычно его ловят два человека. Он может сильно клюнуть, также у него очень мощные удары крыльями – остаются синяки на руках. Больших особей надо ловить сеткой, отдельно фиксируя клюв и крылья.

– А как вообще происходили контакты с животными? Они вас не боялись?

– У пингвина на суше природных врагов нет. У него враги в воде – леопард, касатка, а на суше ему нечего бояться. У них нет реакции на человека как на источник опасности.

Контакты с животными бывали. Весь год, представьте, ты чувствуешь недостаток общения, видишь одни и те же 11 лиц, поэтому ты начинаешь давать тюленям и пингвинам прозвища. Вот этот – Вор, тот – Задавака, а этот – слишком любит самок.

«Поморники – птицы с высоким интеллектом. К людям они относятся, как к друзьям»

У нас было два поморника, жившие возле станции и все время клянчившие еду. Прыгали перед тобой, пока что-то им не дашь. Это – птицы с высоким интеллектом. К людям они относятся, как к друзьям. Хотя могли и украсть отвертку или рукавицу.

– В своих экспедициях вы наблюдали какие-то признаки изменения климата?

– На моих объектах об этом в первую очередь сигнализируют пингвины. В нашем регионе Антарктики лет 50 назад пингвин Адели доминировал среди себе подобных, это очень холодолюбивый вид. За последние пять лет, если сравнить данные с моей предыдущей экспедицией, в районе нашей станции их стало меньше. На острове Ялур в предыдущую экспедицию было обнаружено более 2 тыс. пар, в этом – только 1360 пар. А на их месте появляются колонии более теплолюбивого вида – ослиного или папуасского пингвина. Его природный ареал находится у побережья Аргентины. То же самое можно сказать о других видах животных, скажем, о морском слоне. В предыдущую экспедицию я отмечал их лишь дважды, поскольку они живут даже не в субантарктических, а в умеренных широтах. А в экспедиции через пять лет я видел морского слона фактически ежедневно и не по одному, а группами по несколько особей. Эти виды-индикаторы тоже свидетельствуют об изменениях климата.

То же самое можно сказать и про флору. В Антарктиде в последнее время появились сосудистые растения. Побережье Антарктиды постепенно превращается в тундру: очень много мха, в течение несколько десятков лет здесь наблюдается появление растения – щучки антарктической. Это трава, растущая на островах в более северных широтах. Это всё сигнализирует об изменении климата.

– Какой период для вас на станции оказался самым сложным?

– Самый сложный период – это 7–8-й месяцы зимовки. Даже психологи это подтверждают, потому что все надоели друг другу и в конце зимы знают, кто сколько раз был женат, когда дни рождения детей и так далее. Ты уже хочешь личного пространства.

– А как вы связывались с Большой землей?

– У нас была очень ограниченная связь. Минута связи стоит 35 грн. Потом всё высчитывается из твоей зарплаты. Позвонить на станцию еще дороже – сейчас это около 64 грн за минуту. Сейчас на станции в текущей 23-й экспедиции сделали нормальную связь, можно даже по скайпу общаться.

– Какие у вас там были активности?

– Чтобы сохранить бодрость духа, всё время нужно чем-то себя занимать. На станции есть спортзал, можно кататься на лыжах. Ребята как-то соорудили эскимосское иглу (жилище эскимосов. – Ред.). Есть большая научная и художественная библиотеки, большая видеотека, даже если смотреть по два-три фильма ежедневно, всё равно все не пересмотришь за год.

«Антарктический футбол – это то, чем мы гордимся, потому что бегать по колена в снегу при минусовой температуре очень сложно»

Антарктический футбол – это то, чем мы гордимся, потому что бегать по колена в снегу при минусовой температуре очень сложно. Но легкие развиваются, и мы играем сначала три минуты, потом – пять, а потом уже можем бегать два тайма по десять минут. Еще ни одна команда корабля или яхты не выиграла у нас в футбол, хотя приезжали даже профессионалы – два чилийских футболиста. Просто при таких температурах сбивается дыхание. А мы уже привычные.

– Я знаю, что на станции есть даже настоящий бар?

– Бар «Фарадей», доставшийся нам от англичан. Англичане – они вообще люди с юмором, это у нас почему-то сложился стереотип, что они серьезные и чопорные. Был такой случай, когда на станцию привезли плотников и попросили их что-то отремонтировать, а они взяли весь материал и построили из него бар. Плотники уехали, а бар остался. Теперь мы говорим, что у нас самое южное питейное заведение в мире. В этом баре мы поем под гитару, играем в дартс, бильярд, немного выпиваем.

– Я так понимаю, что на станцию наведываются тысячи туристов. Какие есть плюсы и минусы от их посещения? Это же, наверное, очень утомляет?

– Да, конечно. Станцию посещают около 2 тыс. туристов в год. Первых туристов ты ждешь с нетерпением, чтобы сменить как-то обстановку. Если на яхте есть женщины, мужчины начинают приводить себя в порядок. А вот когда туристы прибывают уже день за днем, хочется куда-то спрятаться. Хотя иногда приходят люди близкие по духу, например, поляки, они понимают наши шутки, мы понимаем их. Туристы привозят не только алкоголь, но и что-то из зелени, сигареты. Сигареты – это здесь вообще валюта.

Минус от посещения туристов – за время пребывания в Антарктике иммунитет у полярников стремится к нулю. Результат – яхта заходит в гости, а потом вся команда – с насморком.  Возвращаясь, нередко болеем дома от того, что на станции мы живем практически в лабораторных условиях.

«К нам приезжали «ангелы» Victoria’s Secret. Вот они заходили к нам с бодигардами. Знаете, что такое для мужчин, не ощущавших женской ласки  весь год, увидеть этих «ангелов»?

– А были какие-то особенные туристы, которые вас больше всех впечатлили?

– Было такое. Знаете бренд Victoria’s Secret? К нам приезжали две девушки – «ангелы» Victoria’s Secret (девушки, рекламирующие бренд. – Pед.). Вот они заходили к нам с бодигардами. Знаете, что такое для мужчин, не ощущавших женской ласки весь год, увидеть этих «ангелов»? Разумеется, девушки восхитили мужчин всех возрастов.

Еще очень поражает посещение станции бывшими зимовщиками. К нам зашел человек лет 70, подошел к фотографии на стене и сказал – это я. Он не был на станции где-то 40 лет. Живая история!  Приезжают эксперты-орнитологи по пингвинам, а я их знаю по публикациям, и теперь увидел воочию.

– Известно, среди полярников существует опасение, что женщины теперь могут принимать участие в экспедициях…

– Есть, конечно, опасения. Вы поймите, психологические раздражители могут быть разными. То, что вначале экспедиции смешит, например, кто-то сьорбає (укр. сьорбати – пить, издавая при этом характерные звуки. – Ред.) за столом или громко храпит за стенкой, то через полгода ты готов уже человека задушить за это.  Для вспышки скандала нужен лишь маленький раздражитель, а тут – она!  Женщина – это очень существенный фактор беспокойства, поэтому мне сложно спрогнозировать поведение участников команды. Да и присутствие женщины среди мужчин ставит табу на многие вещи – не употребишь лишний раз грубое слово, посреди ночи не сможешь пройтись в белье в туалет. Если я буду знать, что по станции где-то рядом ходит женщина, буду ощущать дискомфорт. Есть еще физический фактор – чистить снег, носить солярку – справится ли она с этим? В ситуациях, складывавшихся у меня во время второй смены, мне сложно представить женщину, потому что определенные моменты требовали сопровождения из очень жёстких слов, может даже и неадекватных действий. И как это делать при женщине – сложно представить.

– У вас не доходило в команде до рукоприкладства?

– Слава богу, нет. Но были другие экспедиции, где доходило. И чтобы женщина наблюдала это, мне бы не хотелось.

– Чего больше всего не хватает вам там, кроме семьи и близких?

– Вот вы сами ответили на вопрос. Мне не хватало женского тепла. Сигарет  не хватало – это бытовая такая вещь, но правда. Не секрет, что все едут на станцию с мыслью: «Я там брошу курить». На самом деле, я знаю только одного человека, который смог там бросить курить, и четырех, приобщившихся к губительной привычке. После полугода люди начинают ссориться друг с другом, если кто-то кому-то не дал затянуться.

Не хватает еще зеленого цвета, вообще цветов – не хватает. Белый цвет очень угнетает. В эту экспедицию нам художник-психолог надавал целую кучу картин с яркими разноцветными мазками – у смотрящего на них должно уходить состояние угнетения. Не хватает каких-то сиюминутных радостей – погладить пса за ухом, вазонов на подоконнике и т.п. Но согласно Мадридскому протоколу мы не имеем право привозить в Антарктику какие-либо чужеродные организмы и растения.

Мне всю экспедицию очень не доставало связи, сейчас с этим проще, я звонил по праздникам, в основном.

– А как меняется восприятие мира, когда ты – там, и когда возвращаешься назад?

– После первой экспедиции у меня была длительная адаптация. Где-то месяц ты пытаешься избегать большого скопления людей, действующее угнетающе, – начинает болеть голова. Даже выход на балкон для меня первое время создавал дискомфорт. Ну, слава богу, в Киеве я живу в спальном районе на Теремках, поэтому это несложно. Я и все мои коллеги пытаются избегать потом автомобилей – они сильно раздражают. Через месяц ты начинаешь понимать, что опять хочешь…туда. Там абсолютно нет бытовых проблем – ты не думаешь, во что одет, о еде.

– Чем вы занимаетесь сейчас, вернувшись домой?

– Буквально ночью я вернулся из экспедиции, ездил на Волынь в Киверцовский национальный природный парк «Цуманская пуща», я там исследую зубров. В Украине у меня нет пингвинов, и я исследую лосей, зубров и других млекопитающих.

– Вы планируете возвращаться в Антарктиду?

– Конечно! Планирую каждый юбилей и полуюбилей там отмечать. (Смеется. – Ред.)

– А как жена к этому относится?

– Говорит, что нормально. А что ей еще остается делать. Тем более, что она у меня уже – вторая. А вот первая – из предыдущей экспедиции меня не дождалась. Что, впрочем, тема отдельного интервью…